Это было еще до рождения Звезд,
и мир только родился из тьмы.
и в ночи еще не было россыпи слез
на лице ледяной синевы.
и луна не сияла на небе ночном,
не шумела от ветра листва,
только в доме старинном каком-то одном
в эту ночь дали бал господа.
люди в масках диковенных в танце кружась,
были словно цветы на песке,
и глаза их, под масками дико искрясь,
утонули в игристой реке.
мотыльками порхали с иглы на иглу,
а оркестр фокстротом гремел....
в самом темном, далеком и тихом углу
одиноко маэстро сидел.
он не ел и не пил, танцевать не хотел,
он сидел у немого окна,
и смотрел, неотрывно и нежно смотрел,
как танцует девица одна.
и заметив тот взгляд, словно синий магнит,
эта девушка веер кладет
и с румянцем, как роза, пылавших ланит
она гордо к маэстро идет.
"что же вы не играете, юноша, нам?
или публика вам не под стать?
ах, в какие чуднЫе живем времена!
не пристало сегодня скучать.
грусти нет, и печаль утолили давно,
так зачем же сидеть в тишине?
вашу душу излечит хмельное вино,
поиграйте, голубчик, хоть мне!"
он поднял на нее свой таинственный лик
и сухою улыбкой объял,
словно поле цветов, поле алых гвоздик
его голос в ночи зазвучал:
"моя музыка - это сиянье души,
а не муза для винных утех.
не могу я играть среди мрака и лжи,
я играю отнюдь не для всех.
если грусть и печаль вдруг покинули вас,
если горечь впитал пьяный грех,
то в чудесный и истинный радостный час
недоступен для вас станет смех.
и последние мысли в бокале вина
вы хороните в шаге минут...
я не стану играть - есть причина одна:
мою музыку здесь не поймут."
и ушел навсегда он, и скрипку унес,
только изредка звуки слышны...
и от них озаряется россыпью слез
ледяное лицо синевы.